Олег и Юлия » 02 дек 2010, 23:47
НАШ ПЕТЯ.
Коновалов Петр Николаевич, 1920-1942. Это наш двоюродный дед (ушел на фронт неженатым и бездетным, поэтому мы - его прямые потомки, чем безмерно гордимся). Никто из нас в семье не называет его дедом, мы все зовем его Петя. Сегодня, 2 декабря, исполняется ровно 69 лет, когда он покинул родной дом и ушел добровольцем на фронт (02.12.41) и ровно 68 лет с момента его смерти на фронте (02.12.42). Представляем Вам отрывки из нашего внутрисемейного рассказа о нем.
Предвоенные годы.
1. Детство
Петр Николаевич Коновалов родился в деревне Васильево в 1920 году, месяц и число не известны. На тот момент у него уже были старшие братья: Михаил (1916-1923) и Сергей ( 1917 -1993 ). Пете было 6 месяцев, когда скончался его отец, Николай Филимонович Коновалов. В 1927 году мать, Пелагея Ивановна, моя прабабушка, стала жить гражданским браком с Кулагиным Василием Ивановичем, моим прадедом. У них родилось трое детей: Александра (1928 г.р, моя бабушка), Николай (1931- 1980), Вера (1937 - 1990). Петя был удивительно добрым ребенком, у него, например, напрочь отсутствовала известная детская ревность, как правило, присущая старшим детям по отношению к младшим, и особенно, когда младшие являются детьми новой семьи матери. Напротив, он очень любил своих сводных сестер и брата, особенно старшую Шуру. Ее он брал с собой везде: отправлялся гулять – с ней, шел в карты к друзьям играть – с ней. Летом они часто ходили в лес за грибами, бегали на речку. Петя сначала купал свою маленькую сестренку, затем отводил ее не берег и купался сам. Зимой он возил ее на санках до большой деревенской горки. Там они садились на ледни (самодельные деревенские санки) и с визгом и хохотом скатывались вниз. «Петя меня и воспитал», - говорит наша восьмидесятидвухлетняя бабушка Шура. Вдвоем они порой принимали участие в довольно опасных приключениях. Вот какой однажды был случай. Весной в деревне было сильное половодье, Ока разлилась необычайно широко, до самого кладбища. Петя, как обычно, с сестрой Шурой, решил покататься на лодке. Пригласив друга, Бориса Ершова, они втроем сели в лодку и поплыли по бурной весенней реке. Мощное течение отнесло их на самую середину, неумолимо раскачивая лодку. Перепуганные дети стали кричать, звать на помощь. На спасение бросилась вся деревня: кто с баграми, кто с лопатами… Еле вытянули лодку к берегу. Ликовали также, всей деревней. Мать Пелагея на радости даже не стала наказывать Петю, главного затейника, несмотря на то, что в крестьянских семьях сурово наказывали и за меньшие провинности.
Жизнь в деревне протекала по своим особенным законам. Дети сызмала приучались к тяжелому физическому труду. У Пелагеи Коноваловой хозяйство было большое. Сергей и Петя пахали землю, сеяли зерно, убирали урожай. В жаркие летние дни ходили на поле косить гречиху. Зимними вечерами вязали сено.
Как-то раз, когда было уже темно и лишь на кухне тускло горела керосиновая лампа, сон домочадцев нарушил внезапный гогот гусей. Сергей и Петя выскочили во двор. Оказалось, что к дому подбирались воры, перемахнув через низкий забор. Мальчишки, не такие уж и взрослые ( Сергею было 17, Пете 14 лет), прогнали незваных гостей: «И больше к дому не подходите!» - кричали им в след.
Интересно, что тот факт, что Петя впоследствии стал кавалеристом, наверно, неслучаен. Навыками верховой езды Петя, как и все деревенские мальчишки, прекрасно владел с детства. У него была своя собственная лошадь, Шметка, за которой он с удовольствием ухаживал: кормил, убирал и даже причесывал. Вдвоем со Шметкой они ходили в ночное, где в поле под звездами гулял табун лошадей. Там Петю ждали друзья. Отпустив Шметку, он с друзьями разжигал костры и сидел у костров до рассвета. Тихое, спокойное трудовое время…
У Пети в деревне было много родных: двоюродные братья по отцу: Коноваловы Михаил, Илья, Александр, Виктор и двоюродный брат по матери, Алексей Кулагин. Михаил и Илья были намного старше остальных и поэтому держались особняком от шумной детворы, а Петя, Саша, Витя и Алеша, когда выдавалось свободное время, часто собирались вместе, поскольку были примерно одного возраста и жили по соседству. Как и все деревенские мальчишки, они катались на лошадях, плескались в речке, гонялись друг за другом по деревенским улочкам, разбивая носы и коленки, играли в незатейливые деревенские игры.
Петя станет кавалеристом, будет ранен в наступлении, умрет от ран в медсанбате около деревни Гребенка Смоленской области 2 декабря 1942 года в возрасте 22 лет.
Саша станет сапером, умрет от шальной фашистской пули из-за угла в Германии 6 августа 1945 года в возрасте 21 года.
Витя пропадет без вести в июле 1943 года в возрасте 22 лет. Больше никаких сведений о нем нет до сих пор.
Илья станет стрелком, погибнет в бою в Ржевском районе 25 марта 1942 года в возрасте 33 лет.
Алеша (Кулагин) станет летчиком-штурмовиком, погибнет в бою в Севастополе 26 апреля 1944 года в возрасте 22 лет.
Из шести двоюродных братьев с войны вернется один лишь Миша.
Братья Коноваловы и сейчас рядом: на одной странице Московской Областной Книги Памяти. Там же недалеко, на следующей странице, Алексей Кулагин.
Борис Ершов переживет войну, после войны переедет на Украину. В 1970 году он навестит родные края, зайдет в гости к Шуре. Вдвоем они будут вспоминать свое довоенное детство, погибших товарищей и конечно, самого близкого из них, брата и лучшего друга, Петю. Тогда же Борис прочитает его последнее фронтовое письмо.
2. Юность
В августе 1935 года семья переехала в Коломну. Петя остался жить в деревне с бабушкой. К моменту окончания школы Петр оформился в высокого, стройного молодого человека, чертами лица похожего на мать. У него появилась девушка, Таня Коровина. Они встречались каждый вечер. Петр тщательно собирался на свидания, и это не могло укрыться от глаз Сергея. «К Тане идешь?» -спрашивал он напрямую. В ответ Петр лишь смущенно улыбался. Они встречались вплоть до ухода Петра на фронт. Мы не знаем, обещала она его ждать или они расстались, по крайней мере, в своем последнем и единственном (надеюсь, только на данный момент) письме он о ней не упоминал, не просил передать ей привет. Хотя, может, стеснялся. Может, писал письма лично ей. Об этом мы никогда, к сожалению, не узнаем. О дальнейшей судьбе Тани ничего неизвестно.
По окончании школы Петр устроился работать на завод (современный станкостроительный) столяром и переехал в Коломну. Здесь на платной основе он поселился у родственников, недалеко от семьи матери, куда очень часто ходил в гости. Также в гости к самому Петру ходила и его любимая сестра Шура, дружба с которой с годами только окрепла, несмотря на разделившее их несколько лет назад расстояние.С каждой зарплатой Петр покупал ей и брату Коле пирожные, что считалось особенной роскошью в то время. Бабушка с особой теплотой вспоминает Петра. Он был очень добрым, отзывчивым. Очень любил свою маму и с большим уважением относился к отчиму, с которым они могли подолгу беседовать за чашкой чая. Никто и не предполагал тогда, что скоро начнется война.
Начало войны
1.«Я все равно пойду на фронт».
На начало войны Петр и Сергей работали на заводе и имели от этого завода бронь, которая давала им право на отсрочку от военной службы. Как известно, бронь давалась рабочим или служащим, имеющим специальные знания и умения, которые могли особенно пригодиться в военное время именно в тылу, поэтому воспользоваться бронью и не пойти на фронт ни в коем случае не считалось и не считается чем-то зазорным. Сергей, например, который к тому времени был уже женат, на фронт не пошел и все военные годы самоотверженно трудился на заводе, выпуская детали и оборудование для военной техники. Я очень хорошо помню деда Сергея (когда он умер, мне было 13 или 14 лет). Веселый, добродушный дедушка, он жил с нами по соседству и так же, как в свое время Петр, любил приходить в гости к сестре Шуре, очень хорошо с ней ладил. У них с Петром это, наверно, общая родственная черта. Как жалею я сейчас, что тогда ни разу не поговорила с дедом Сергеем о его младшем брате, ни о чем его не расспросила!
Петр проработал на заводе до декабря 1941 года. В декабре, как обычно, пришел в гости к матери и отчиму и неожиданно объявил ничего не подозревающим родным о своем намерении идти на фронт. Состоялся семейный совет. Отдельные фразы, прозвучавшие на том совете, доподлинно известны. Отчим, которого Петр, кстати, называл отцом, говорил: «Петя, что ты делаешь, у тебя же бронь!» Петр отвечал: «Я все равно пойду на фронт. Или грудь в крестах, или голова в кустах». Бабушка также вспоминает, что разговор был довольно долгим, и как только родные ни старались убедить сына, какие только доводы ни приводили, - все было бесполезно. В своем решении Петр был непреклонен. «Я все равно пойду на фронт», - только это и отвечал. Даже сейчас непонимание родственников эхом отзывается через те далекие годы: бабушка тут недавно сказала: « И правда, зачем он пошел на фронт, если у него была бронь?» Но он знал, зачем: защищать Родину. Есть такая профессия.
Холодной снежной зимой, второго декабря 1941 года, в 9.00 утра Петр зашел к родным попрощаться. Он был в обычной гражданской одежде. Человека, идущего на фронт, в нем выдавала лишь походная котомка за плечами. К тому моменту мать Пелагея упала с сеновала и лежала в постели. Отчим уже почти не ходил: болели ноги. Да и сам Петр был не очень здоров: малярия, которой он заболел не так давно, только-только начала отступать. Петр со всеми попрощался. Они вышли из дома втроем: Петр, мать, которая, превознемогая боль, проводила его до калитки и сестра Шура. Вдвоем с Шурой Петр отправился до железнодорожной станции, где был сбор новобранцев, ожидающих поезда в Москву для последующего распределения на фронт. По дороге он много смеялся, шутил. Именно такое настроение пытались создать люди, уходившие на войну, на проводах было даже принято играть на гармони. Петр обещал часто писать. Он сдержал свое обещание: впоследствии письма приходили регулярно.
3. Распределение
После учебы на кавкурсах в Коврове Петр попал в одно из самых престижных кавалерийских подразделений: 2-й гвардейский кавалерийский корпус, который, благодаря его погибшему на тот момент командиру, легендарному генералу Доватору, считался элитой кавалерии. (Автор имел честь разговаривать с дочерью Доватора, Ритой Львовной, которая помогла ему в розыске ветеранов-кавалеристов). В 1942 году новым командиром корпуса стал генерал Крюков. Примечательно, что женой Крюкова была известная исполнительница народных песен Лидия Русланова. В составе 2 гвардейского кавкорпуса Петр, согласно распределению, оказался в 20 горно-кавалерийской дивизии (по другому она называлась таджикская дивизия), в 22 кавалерийском полку.
Война
Вторая Ржевско-Сычевская наступательная операция ( операция "Марс", 25 ноября -18 декабря 1942 года). Последний бой.
Перед битвой
Погода в ту осень, как обычно в это время на Смоленщине, не баловала. По свидетельству ветеранов той битвы, с которыми нам довелось общаться, снег шел всю осень с самого сентября. Было очень холодно. С начала ноября начались сильные морозы. Петр, как и остальные, жил в блиндаже – наспех вырытой и кое-как обустроенной землянке. Бойцы постоянно мерзли в этих блиндажах, не спасали ни полушубки, ни ватные штаны, ни «наркомовские 100 грамм – примерно полкружки водки, которые выдавались, как говорили, «для сугреву». Простудные заболевания, сопровождаемые температурой, стали привычным делом. Но никто не жаловался, и лишь в крайних случаях заболевших отправляли в медсанбат. Напротив, блиндажи немцев были прочны и комфортабельны, имелись не только печки, но часто даже электрическое освещение.
В этих тяжелых условиях, когда содержание советской армии было из рук вон плохим, а фашистская армия, не считая разгрома под Москвой, продолжала упорно наступать, захватывая все большие территории, участились случаи добровольного перехода некоторых наших солдат на немецкую сторону, попросту говоря, предательства. Люди уходили к врагу, проклиная действующее командование, не заботящееся о своих бойцах, проклиная большевиков, которые несколько лет назад раскулачили их семьи, обрекая на голодную смерть даже малолетних детей. Так было. Мать Петра раскулачили в 1935 году. Сняли весь урожай, забрали даже домашнюю утварь. Но теперь, замерзая в холодной землянке, вряд ли он вспоминал об этом, видя, как его знакомые, может даже, вчерашние товарищи, идут с поднятыми руками в сторону вражеских окопов. Он остался верен воинской присяге. Иначе не могло и быть.
Вскоре Петр узнал он о долгожданном начале операции: 7 часов утра 25 ноября 1942 года.
26 ноября.
Считалось, что 25 ноября 20 армия с основной задачей справилась плохо, и тогда в неподготовленный прорыв было решено ввести конницу вместе с танками и мотострелковой бригадой (это была, как мы помним, конно-механизированная группа, где был Петр). Командующий фронтом приказал генералу Крюкову переправить конно-механизированную группу на западный берег реки Вазузы, к переправе у деревни Зеваловка.
Петр наконец-то дождался приказа. 2 гвардейский кавалерийский корпус, а также танки и пехота двинулись в путь в морозную безлунную ночь. Во главе кавкорпуса шла 20 кавалерийская дивизия, в которой был наш Петр. Из радиоперехвата немецкой радиостанции: « На нас наступают с севера, востока и юга. Накапливаются танки, кавалерия, пехота. Обстановка очень угрожающая». Две сотни танков, 30 тыс. солдат и 10 тыс. кавалеристов длинными колоннами растянулись по двум узким, затерянным в снегах дорогам, ведущим через реку на западный берег. Места, по которому проходила переправа, было настолько мало, что бойцам приходилось буквально протискиваться на маленький плацдарм шириной не более 3 км и глубиной в лучшем случае 1,5 км. На низких высотах их безнаказанно бомбила немецкая авиация, с флангов стреляла артиллерия. Петр шел под массивным огнем врага. Совсем рядом проносились со свистом пули, разрывались снаряды. Однополчане Петра гибли у него на глазах. Вот так глупо, без боя. «Где же наши «сталинские соколы?» - то и дело с горьким сарказмом проносилось по рядам. Это бойцы так называли нашу авиацию, которую командование почему-то никак не вводило в бой.
Из сообщения прокурора 2-го гвардейского кавкорпуса военному прокурору Западного фронта: «… Незначительная по размерам площадь была наводнена войсками, обозами, транспортом, боеприпасами, артиллерией, кавалерией и другими родами войск. Причем местность открытая, лесов нет. Вследствие чего части, обозы, транспорт, артиллерия, кавалерия смешались между собой, столпились в лощину… Противник простреливает наши боевые соединения в глубину справа и слева…артиллерийским, минометным огнем, кроме того, бомбит с воздуха. Наши части укрытия не имеют и, скопившись сплошными толпами в лощинах и на полях, несут колоссальные потери в людях, лошадях и технике. Балки в отдельных местах покрыты тысячами трупов, лошадей, ряд полков…являются почти не боеспособными в силу колоссальных потерь в людском и конском составе.»
Наконец, они дошли. Первой к переправе у Зеваловки вышла 20 кавдивизия, дивизия Петра. Задачу выполнили. Однако на тот момент переправа была уже занята тылами 6-го танкового корпуса и 247-й стрелковой дивизии. Начальник оперативного отдела 20-й армии отказался предоставить переправу кавалерии до переправы тылов. Конникам пришлось искать другую переправу. Двинулись к переправе у Прудов. Пошли вторые сутки без сна, на холоде и ледяном ветре.
27 ноября
20 кавдивизия двигалась строго эшелонировано, Петр (его полк – 22-й) был во втором эшелоне. Вскоре его эшелон подошел к реке. В детстве Петя очень любил кататься по речному льду, но в это время года мать строго-настрого запрещала ему подобные забавы, потому что, как говорили в деревне, «лед еще не «встал», и Петя обычно еще несколько недель с нетерпением ждал, когда река достаточно замерзнет. Сейчас ему предстояло перейти на другой берег Вазузы. Взгляду открылась неприятная картина: ледяной покров действительно был еще не достаточно прочный, на некоторых перекатах оставались открытые промоины, а в отдельных местах лед был и вовсе разрушен артобстрелом врага. Кавалеристы тронулись в путь. Двигались очень осторожно, рискуя в любой момент провалиться под лед. Так и перешли.
27 ноября в 4 часа утра Петр вместе с однополчанами переправился на западный берег. Изнурительная 48-часовой дорога при сильной метели, по глубокому снегу и тонкому льду, почти на всем протяжении которой шли непрерывные обстрелы и бомбежки, была наконец завершена. Но всеобщее напряжение только возрастало: со стороны деревни Аристово, занятой противником, слышался характерный стук вражеских пулеметов, часто рвались мины, с завыванием проносились снаряды, где-то за спиной, в направлении переправ, гулко грохотали разрывы. Командование решило не дожидаться переправы остальных частей группы, как предполагалось изначально, и ввести в бой одну единственную 20 кавдивизию без поддержки взаимодействующих дивизий. Разведку проводить тоже не стали. Солдат бросали в опасную неизвестность.
Петру, как и остальным усталым, измученным конникам, так и не удалось хотя бы немного отдохнуть: «К пешему бою! Наступать на Аристово и Подосиновку!» - последовал приказ командира. Послышались негромкие команды, лязг оружия, фырканье лошадей. Кавалеристы спешились, коноводы отправились отводить лошадей в лес. Началось наступление, начальной задачей которого было как можно незаметней подойти к деревне.
Петр вместе другими солдатами короткими перебежками приближался к Аристово.
Вдруг он увидел, как небо прорезал слепящий свет нескольких ракет. Все попадали в снег. На окраине засверкали вспышки, застрекотали пулеметы. «В атаку!» - послышался приказ. Заглушая стрельбу, прокатилось родное, так хорошо знакомое после первого боя и все же каждый раз захватывающее душу «Ура-а-а..!» Петр бросился вперед. Над его головой с шуршанием проносились мины, из амбразур мигали огни пулеметных очередей. Рядом с Петром, в таких же темных полушубках и шинелях, бежали и падали замертво его товарищи. Но вот он с оставшимися в живых бойцами ворвался в деревню. Ошарашенный враг метался в панике. Из дневника немецкого солдата: «Одно воспоминание о кавалерийской атаке повергает меня в ужас и заставляет дрожать». Завязалась тяжелейшая рукопашная схватка. Сколько по времени она длилась? Сколько немцев «положил» Петр? Это неизвестно. Зато известен итог: в течение первой половины дня деревня была очищена от врага. Оставшиеся в деревне жители со слезами на глазах встречали своих освободителей. Мобильность и внезапность – вот чем славилась кавалерия. «Этим мы наводили страх и ужас на немцев», -вспоминает кавалерист 2 кавкорпуса, Пахомов Виталий Васильевич.
Вечером - снова в бой. Под мощным артиллерийско-минометным огнем Петр теперь переходил на Подосиновку. Гитлеровцы, озлобленные внезапной и дерзкой атакой кавалеристов, перешли в контрнаступление. Показались многочисленные вражеские танки, за которыми двигалась пехота, состоявшая из двух взводов автоматчиков. Наших танков и пехоты было слишком мало, чтобы помочь коннице сдержать напор озверевших немцев.
Силы противостоящих сторон в людском составе и составе техники оказались слишком неравны. Неравны были и силы человеческих ресурсов: Петр, как и остальные, обессиленные, измотавшиеся по долгим и трудным переправам под шквальным огнем, проведя больше суток без сна, выбиваясь из последних сил, сражался со свежими резервами солдат немецкой армии. А помощь все не приходила.
Примерно в том же положении оказались два других полка 20 кавдивизии: передовые части 103 и 124 кавполков, оказавшись на западном берегу, как и 22 кавполк, перешли в наступление и, невзирая на ожесточенное сопротивление, вклинились в немецкую оборону, освободили несколько основных опорных пунктов и так же, как 22 кавполк, ценой огромных усилий пытались их удержать.
Полковник Курсаков прислушивался к перестрелке. Он понимал, что его авангард втянулся в серьезный бой. «Вот вам и ввод в прорыв…-недовольно обратился он к начальнику штаба дивизии. – Говорил я: выслать свою разведку, а не полагаться на дядю. А вы – свое: «Все учтено, все уточнено!» Командиров полков ко мне!»
К девяти часам вечера, так и не получив поддержки со стороны пехоты и танков, понеся большие потери, по приказу командования, все три полка оставили занимаемый рубеж.
Таким образом, 2-й гвардейский кавалерийский корпус был брошен не в готовый, как предполагалось, прорыв, а в непрорванную оборону противника.
Тем не менее, 20 кавдивизия в результате упорных, напряженных боев выбила врага из населенных пунктов Крюково, Аристово (здесь воевал Петр) и Большое Кропотово. Понеся большие потери, 22 полк Петра отошел к Аристово, остальные два полка- к Подъяблоньке. Было сбито одиннадцать вражеских бомбардировщиков и уничтожено 24 танка.
28 ноября.
Около часа ночи полковник Курсаков возвратился из штаба 2 кавкорпуса в расположение своей 20 кавдивизии. В течение 27 ноября наша пехота и танки безуспешно пытались овладеть опорными пунктами на западном берегу Вазузы и понесли при этом серьезные потери.
Понимая, что конница днем явилась бы прекрасной мишенью для авиации и артиллерии противника, командир конно-механизированной группы генерал Крюков приказал 20 кавдивизии проскочить между опорными пунктами противника ночью в конном строю.
Петр, как мы знаем, в составе своего 22 полка, всего лишь четыре часа назад окончил тяжелый бой. Но вот снова по тревоге подняли полки: 103, 124 и 22. Усталые, невыспавшиеся солдаты седлали лошадей, подтягивали подпруги, строились повзводно. Скакали офицеры связи. Командиры частей спешили в штаб за получением задания.
Командир 20 кавдивизии решил прорваться по глубокой лощине между Малым Кропотовым и Подосиновкой, имевшей в ширину всего полтора-два километра. Целью являлось достичь левого участка фронта 78-й дивизии противника. Кавалеристы выступили на прорыв в 2 часа ночи. Впереди двигался 103 полк. В полкилометре за ним двигались штаб дивизии, резервный дивизион, эскадроны саперный и связи. Главные силы – 124 и 22 кавалерийские полки с приданной им артиллерией развернулись вправо и влево за авангардом, 22 полк, полк Петра, согласно боевому распорядку, шел в эшелоне последним. Вот, наконец, и лощина. Первым по лощине устремился 103 кавполк. На подходе был 124-й. За 124 полком продвигался 22-й. Петр с однополчанами шел ночью широкой рысью, обходя вражеский опорный пункт Подосиновку. Орудийные запряжки выбивали из сил, от лошадей валил пар. «Не жалеть лошадей! Не жалеть лошадей!» - слышались приказы командиров. Рано утром Петр подошел к лощине, оказавшись у небольшой высотки восточнее железнодорожной будки. К этому времени 103 и 124 полки успешно прорвались за железную дорогу. Теперь прорыв предстоял 22 кавполку.
С этого момента начался, может быть, один из самых тяжелых и трагических его боев. Если первые два полка, 103 и 124, прошли по лощине практически незамеченными, то к моменту подхода 22 полка немцы всполошились и собрали свежие механизированные группы. Без полагающейся поддержки танков и артиллерии наша конница оказалась в глубоком овраге совсем одна, попав в окружение, состоявшее из плотного кольца хорошо вооруженного, неумолимо наступающего врага. Все понимали, что шансов выжить и вырваться практически не было. Началась кровопролитная битва. Сначала полк начал обстреливаться огнем вражеской пехоты, находившейся в окопах. Кавалеристы спешились. Командир полка подполковник Алахавердян приказал им занять круговую оборону. Чернея на белом снегу, по дороге ползли тридцать танков. Тридцать немецких танков против небольшой в тех масштабах горстки русских кавалеристов. Вытягиваясь в линию, танки сворачивали с дороги и, зарываясь в снегу, двигались к высоте, охватывая с флангов наши конные эскадроны. Снаряды рвались в расположении упряжек, большая часть лошадей была выведена из строя. Вражеские пулеметчики били из дзотов длинными очередями, осветили местность ракетами и прожекторами, заливая ее белым светом. Под шквальным фланговым огнем и бомбежкой вражеской авиации Петр вместе с остальными кавалеристами на протяжении шести часов отчаянно защищал рощу, поджигая танки, стреляя по неприятелю из винтовки и порой даже переходя на рукопашную. Шесть часов шел тяжелейший неравный бой конницы против танков и пулеметной очереди из дзотов. Полк был практически полностью уничтожен. Погиб командир Алахавердян, погибли все 63 человека группы прикрытия.
На пределе человеческих сил Петр вместе с оставшимися в живых продолжал сражаться, стремясь пробиться из окружения. Девид Гланц, американский историк: «…остатки полка в отчаянии пытались разорвать огненное кольцо. Многим посчастливилось достигнуть Арестово». Петр совершил невероятное: он вырвался из котла. Теперь он направлялся к деревне. Их так и называли, как пишет Гланц: остатки 22 полка. Кавалеристы, измученные и почти обезумевшие от многочасовой кровавой бойни, оглушенные непрерывными залпами вражеских канонад, шли по сильной метели. Все лошади были перебиты, и Петр вместе с остальными катил уцелевшие орудия на руках. Орудия то и дело проваливались в глубокий снег. Немецкий генерал Хорст Гроссман: «К участку фронта Райзингера прорвались пять казачьих эскадронов. Им оказали достойную встречу. Пехотинцы и артиллеристы били русских из всех видов оружия. Самоходные орудия стреляли прямой наводкой. Случайно один самолет Ю-88 появился над деревней и, найдя русских, разбомбил их соединения и расстрелял из пулеметов, уничтожив казачьи части.»
29 ноября-2 декабря. Сычевская мясорубка.
Генерал Дедеоглу, заместитель начальника штаба 20 кавдивизии, собрал под свое командование отдельную группу из оставшихся частей 3-й гвардейской кавдивизии и 22 кавполка. В эту группу 28 ноября попал Петр. 29 ноября состоялся его последний бой. Этот день, не менее тяжелый и трагичный, чем предыдущие, за свои кровопролитные события записан в истории как «Сычевская мясорубка». Петр, один из немногих, прорвавших окружение и выживших 28 ноября, наконец подошел к Аристово, - деревне, которую освободил двумя днями раньше.
Крюков получил директиву силами кавалерии спасти танковый корпус генерала Армана. Наступление планировалось ночью. Петру, как и остальным бойцам сильно ослабленного корпуса, предстояло возглавить атаку, поддерживаемую с флангов всеми имеющимися стрелковыми и танковыми подразделениями и выдвинуться вперед в центральном секторе. Но слишком тяжелые испытания выпали на долю солдат за последние несколько дней. Поняв, что силы человеческие небезграничны, Крюков отложил наступление до рассвета.
Рано утром части 4 гвардейской кавдивизии и конники группы Дедеоглу отправились на прорыв вражеской обороны в районе Подосиновки и Жеребцово. Проведя перед этим несколько суток подряд почти без сна, не оправившись от двух тяжелейших сражений, Петр снова пошел в бой. Через 15 минут после артподготовки он устремился на коне сквозь промозглый низкий туман в гущу вражеских укреплений. Весь сектор, по которому неслась конница, охватили пламя и какафония битвы, быстро расходясь по флангам; атаку кавалеристов поддерживали танки и артиллерия. В развевающейся бурке Петр мчался на врага, а затем, возможно, бежал с винтовкой в руках, как это делали кавалеристы, когда погибали их лошади. Но немцы упорно цеплялись за свои позиции, обрушивая один залп за другим. Такими были последние моменты его последнего боя.
Петр лежал на снегу. Других раненых почти не было: большинство наступавших с ним погибло. Из воспоминаний офицера Волкова Василия Юлиановича: « … лежали убитые верховые лошади с полуоткрытыми остекленевшими глазами и оскалом белых зубов, а рядом с ними, распластавшись на снегу, в черных кубанках, лежали погибшие конники
2 кавкорпуса.» По данным Девида Гланца, только за один тот день было убито 490 кавалеристов и 149 лошадей.
Раненых клали на носилки, а затем – в повозку, запряженную двумя лошадьми, и ехали в медсанбат. Петра отвезли в 21 отдельный медсанбат, который находился при штабе 26 гвардейской стрелковой дивизии. В медсанбате кавалеристов почти не оказалось: почти все они были убиты на поле боя. Некоторые умирали по дороге в медсанбат. Петр прожил в медсанбате три дня. Три дня боролись врачи, Три дня цеплялся за жизнь крепкий молодой организм, но ранение оказалось слишком серьезным. 2 декабря, ровно через год после своего ухода на фронт, в возрасте 22-х лет, Петр умер.
Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой.
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой.
Завяжу смертельну рану
Подаренным мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить все об одном.
Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ты скажи моей любезной,
Что за Родину я пал.
Отнеси платок кровавый
Милой любушке моей,
Ей скажи: она свободна,
Не женюся я на ней.
Взял невесту тиху-скромну
В чистом поле под кустом
Обвенчальна была сваха –
Шашка вострая моя.
Калена стрела венчала
Среди битвы роковой
Вижу, смерть моя приходит,
Черный ворон, весь я твой.
Русская народная песня.
Хоронили его в братской могиле, в лесу около деревни Гребенка, с отданием воинских почестей. В последний путь провожал Петра вместе с остальными павшими героями почетный караул. Одна пара часовых из состава караула стояла у изголовья, другая – в ногах. Часовые держали автоматы в положении «на грудь». Прозвучала прощальная речь. Когда тело Петра опускали в разрытую могилу, склонилось знамя, а солдаты почетного караула салютовали ему тремя залпами из боевого оружия.
Итог.
Вторая Ржевско-Сычевская наступательная операция считается провальной: не смотря на кровопролитные бои, которые вела наша армия, главные задачи выполнены не были. Особенно тяжело в ту пору пришлось кавалеристам, в рядах которых сражался наш Петр.
Неудачные решения командования воплощались в самые бессмысленные действия: конницу бездумно швыряли от одной переправы к другой, после суток на лютом морозе не давая отогреться и отдохнуть ни людям, ни лошадям; затем их, обессиленных, выпускали в неподготовленные прорывы, безжалостно отправляя воевать против танков, да еще под мощными ударами вражеской авиации и непрерывным огнем из хорошо укрепленных немецких дзотов. На журнале боевых действий 2 Гвардейского Кавалерийского Корпуса за ноябрь-декабрь 1942 года С. Буденный синим карандашом написал: «Большего позора по неумелому использованию кавкорпуса трудно себе представить».
Мы разыскали ветеранов-кавалеристов, которые, хоть и не знали Петра лично, но участвовали с ним в этой операции. Вспоминает Степенский Александр Борисович: « То были очень тяжелые, страшные бои. Нас, конников, со всех сторон окружали немецкие танки, регулярно бомбила немецкая авиация…» Вспоминает Пахомов Виталий Васильевич: « Эту операцию называют «второй Сталинград», а место под Сычевкой (как раз, где сражался Петр) – «долина смерти», - столько там народу полегло…Бои были очень ожесточенные: у немцев было большое превосходство в танках и самолетах, которые постоянно расстреливали нас с воздуха. Но мы, кавалеристы, сражались очень храбро». Вот, какие страшные испытания выпали на долю Петра, вот, о чем мы не знали на протяжении нескольких десятков лет. Даже книги, посвященные той битве, имеют характерные названия: «Ржевская мясорубка», «Ржевская бойня». В этой бойне погибло бессчетное количество людей: местные поисковики до сих пор откапывают истлевшие солдатские кости: ведь многих зачастую не хоронили вообще. Вспоминает Клавдия Николаевна Малашкина, жительница тех мест: «В марте 1943 года мы ходили собирать и хоронить трупы солдат. Смотрю на холм, а снег совсем серый. А это, оказывается, не снег был, а солдаты в шинелях лежали. Ручей между деревнями той весной не тек, доверху был заполнен солдатами, целый мост был из людей. Так по трупам и переходили на другой берег, выбирая труп, что «краше»: чтоб не скользкий был и чтоб внутренности не торчали…»
Эпилог.
1943 год – наши дни.
Зимой 1943 года жители Смоленской области возвращались в свои деревни, одну из которых освободил Петр. В это время в Коломне на полную производственную мощь работали заводы, выпуская оборудование для военной техники. Все для фронта, все для победы. Под этот призыв шли работать и старики, и подростки. Любимая сестра Петра Шура, которой в ту пору было 14-15 лет, стоя у станка по две смены, фрезеровала болты для пушек. За работу получала в заводской столовой тарелку баланды.
Последнее письмо от Петра семья получила в конце октября 1942 года. Все последующее время прошло в тревожном ожидании вестей. Мать Пелагея ходила в церковь, молилась и плакала украдкой. Брат Сергей регулярно отправлял запросы в военкомат, но ответов не приходило. Родные терялись в догадках и самых страшных предположениях. Однажды зимним утром, когда семья, как обычно, собиралась к завтраку, отец, обратившись к матери, сказал: «Мне сегодня приснился сон. Не жди своего сына: твой сын погиб. Он звал меня в гости».
Согласно официальным данным, перезахоронение останков погибших воинов из лесной полосы близ деревни Гребенка состоялось в том же 1943 году. С того года и по сей день наш Петр покоится на воинском кладбище №2 города Сычевки. Он здесь: в широкой братской могиле, засаженной цветами. Над могилой возвышается памятник: двое солдат в скорби склонили головы, как будто призывая нас, живущих, помнить, что часть крови, которая течет в наших венах, когда-то давно была пролита на поле брани и теперь навечно впиталась в эту землю; как будто призывая нас, потомков павшего героя, поклониться ему, навеки юному, благодаря которому мы можем быть юными, испытывать радость молодости, ощущать приход зрелости и встречать старость под мирным небом Родины. Имя Коновалова Петра Николаевича занесено в Книгу Памяти города Сычевки, в Книгу Памяти города Коломны и Коломенского района, а также в Московскую Областную Книгу Памяти.
В 1945 году умер отец. Похоронка на Петра пришла лишь 12 февраля 1946 года. Мать Пелагея не решилась ехать на могилу сына: « А вдруг со мной в дороге что случится? Кто тогда детей кормить будет?» Она никогда не узнает, как геройски воевал ее сын и что пришлось ему пережить. Не узнают это ни братья, ни сестра Вера. Сестра Шура будет читать о тех тяжелых сражениях и увидит, где похоронен ее брат, через много десятков лет спустя. В 2010 году за самоотверженный труд на военном заводе ей будет присвоено почетное звание Ветерана Великой Отечественной Войны.
- Вложения
-
- документ ЦАМО. Действия 22 кавполка
-
- Зима 1943 года. Жители Смоленской области возвращаются в свои деревни, одну из которых освободил наш Петя.
-
- Зимняя переправа кавалерии
-
- Немецкая оборона: 78 дивизия.
-
- Подосиновка. То, что здесь велись тяжелейшие бои, видно до сих пор.
-
- Наш Петя
Этот Вечный огонь, нам завещанный одним, мы в груди храним.
Биография Снигирева Дмитрия Семеновича.doc
