РУССКИЙ КРЕСТ
15 сентября 2006 г.
Виталий Иванов.
Светлой Памяти ребят, не вернувшихся с афганской войны - посвящается!
Он очнулся. Глиняный пол приятно холодил спину. Но всё его тело было как-будто налито свинцом. Руки и ноги не слушались. Малейшее их движение вызывало боль. Голова кружилась, и в ушах стоял непроходящий звон. Солоноватый вкус крови прилип к верхнему нёбу. Он с трудом повернул голову на бок и сплюнул. Попытался привстать и прижаться спиной к стене. Со второй попытки ему удалось это сделать.
Пустая комната с глинобитными стенами. Через щели в двери тонкими нитями пробивались солнечные лучи. Страшная догадка ошарашила его – плен? Мысли ошалело бились в голове: "Чёрт возьми! Почти ничего не помню. Колонна, да, колонна попала в засаду у "Чёрного камня". Бой, вспышка… Как же болит голова. Наверное, потерял сознание. Почему они не добили меня? Как же хочется пить! О чём я? Ах, да. Почему не добили? Лучше бы они сделали это. Плен, мать твою!"
И он опять упал в забытьи. Сколько прошло времени, он не знал. Когда снова пришёл в себя, то солнца уже не было. Дверь распахнулась и вошёл моджахед. Он ступал мягко, по-кошачьи. Поставил на пол рядом с ним две плошки с какой- то похлёбкой и водой, да ещё дал половинку лепёшки:
- Возьми, поешь. Ты очень долго ничего не ел, - сказал он по-русски, отчего пленник даже вздрогнул, так неожиданно было для него услышать здесь эти слова.
- Ты кто?
- Наджибулло. Не ломай голову, я афганец. Просто когда–то учился в СССР на врача.
- Наджибулло, скажи, где я?
- Если скажу, разве тебе станет от этого легче?
- Наверное, нет, но всё же.
- Ты на самой границе с Пакистаном, в отряде у Абдуллы. Ваша колонна попала в засаду, тебя взяли, когда ты был без сознания. Можешь себя не винить, ты не мог оказать сопротивления. Твоим товарищам повезло меньше, они погибли.
- Нет, Наджибулло, как раз им повезло больше, чем мне.
- На всё воля Аллаха! А теперь ешь, тебе нужно есть. Абдулле ты нужен живым.
- Зачем ?
- Сейчас сказать не могу.
И он так же тихо по-кошачьи вышел.
Темнота заполнила комнату. В виски стучалось только одно слово – плен! И от этого слова, от бессилия что–то изменить становилось не по себе. Он машинально жевал лепёшку, давился, запивая её водой, и думал: "Может, я сплю? Вот сейчас я проснусь и весь этот кошмар исчезнет?"
Но нет, это был не сон. Это была явь, страшная явь во всей своей правде…
.
Гордон Джонс (младший), сотрудник одного из ведущих западных изданий, чувствовал себя довольно комфортно в гостях у Абдуллы. Его мечтой было заснять какой–нибудь сногсшибательный репортаж на театре военных действий в Афганистане. И вот Абдулла решил предоставить ему такую возможность:
- Дорогой друг, я знаю о твоей мечте. Волей Аллаха она скоро исполнится. Думаю, что тебе было бы интересно увидеть, как в обмен на возможность продолжать жить на этой грешной земле человек отречётся от своей Веры, примет Ислам. И в доказательство своей покорности и преданности новой Вере перережет горло своему соплеменнику.
- О–o! Вот это сюжет! Я о таком и мечтать не мог, уважаемый Абдулла. Я готов сколько угодно ждать. Этот материал стоит того.
Нечто вроде подобия улыбки скользнуло на бородатом лице Абдуллы:
- Много ждать не придётся, ровно через три дня, у нас будет праздник, вот на нём ты всё и увидишь, дорогой гость.
- Скажите, уважаемый Абдулла, а что, такой человек уже есть у вас, кто он?
- Слишком много вопросов, дорогой друг. Всему своё время. Одно могу сказать, это русский и убивать он будет своего же соплеменника. Думаю, что пока достаточно информации.
- Уважаемый, ещё только один вопрос – а вы уверены в том, что этот русский сделает это?
- Поверьте, Гордон, любая тварь на этой грешной земле цепляется за свою жизнь, чтобы продлить своё мерзкое существование. И это естественно. Самосохранение - вот краеугольный камень бытия. Любой будет хвататься за этот свой шанс, за эту соломинку, даже если ради этого потребуется уничтожить себе подобного. Люди только себя считают вершиной в мироздании, но это их ошибка. Они подобны зверям, нет, они гораздо хуже их.
- А вы философ, уважаемый Абдулла.
- Просто я знаю людей и жизнь, дорогой Гордон…
.
Он очнулся от чьего-то прикосновения. Это был Наджибулло:
- Как ты чувствуешь себя?
- Хреново, Наджибулло. Очень хреново.
- Беспокоят головные боли?
- Нет, с головой гораздо лучше. А вот душа болит.
- На всё воля Аллаха ! Значит, так было уготовлено тебе свыше.
- Ты имеешь в виду плен?
- Да, и всё то, через что тебе суждено будет пройти.
- И через что же я должен буду пройти? Хотя догадаться нетрудно.
- Плен - это всего лишь одно звено в этой цепи.
- А что, есть ещё и другие звенья, Наджибулло?
- Есть, и самое главное звено - это ты сам. Только ты сможешь сделать свой выбор, может быть, самый главный выбор в своей жизни.
- Загадками говоришь, Наджибулло.
- Нет, прости, не знаю твоего имени. Документов при тебе не было.
- Зови просто – Шурави.
- Хорошо, Шурави. Через два дня я должен поставить тебя на ноги. Во время праздника Абдулла предложит тебе сделку. Тебя оставят в живых, но при одном условии: ты примешь Ислам! Получишь новое имя и в доказательство своей преданности ты должен будешь казнить одного "неверного".
- Наджибулло, я не буду делать это.
- Я знал, Шурави, что ты сейчас ответишь именно так.
- Да и сейчас, и потом ответ будет только один – нет.
- Похвально, но подумай, что и кому ты докажешь своим отказом? Если ты не сделаешь этого, то тебя просто убьют. А ты ещё молод, жизнь прекрасна, подумай об этом. Всё в твоих руках, жить или умереть - выбор за тобой.
Он опять поставил перед ним плошку с водой и похлёбкой. И своей кошачьей, мягкой походкой вышел за дверь.
"Наджибулло, кто же он такой? Странный он какой-то".
Вновь и вновь пленник мысленно возвращался к разговору с ним. Но сон опять накатывался на него своими тёплыми волнами и заставлял его забыть обо всём на свете. Засыпая, он успел подумать: "Наверное, что-то подмешивают в еду, не иначе…"
Ему снился берег реки, погожий солнечный день. Они с ребятами прыгают с небольшого деревянного мостка в прохладную гладь воды. А вот он уже скачет верхом на коне по скошенному полю. Там стоят аккуратные копна из соломы, а на дальнем его краю виднеется огромная скирда. Вот к ней они и тащат на лошадях, на "волокушах" эти копна. Одна картина сменяет другую. А это он уже на своих проводах в армию, деревенское застолье. Соседская девчушка неумело "чмокнула" его в щёку и, покраснев, сказала: "Я буду ждать тебя".
А вот уже "ленточка" движется по горному серпантину и вспышка, огненная вспышка, и он падает в темноту. Затем он видит свою Матушку, она стоит возле калитки и зовёт его домой. Он слышит её, но не может сделать и шага. Мать исчезает и вновь появляется Наджибулло. Он смотрит в его глаза и говорит: "Выбор за тобой!"
Спал ли он или бредил, он не знал. Все мысли перепутались. Где сон, где реальность, ничего не понять. И опять появился Наджибулло:
- Ну, что Шурави, ты принял решение? Посмотри, как любят тебя твои родные, как они хотят, что бы ты жил. Прислушайся к ним. Неужели умереть лучше, чем жить? Подумай, одно твоё слово и ты останешься жить!
- Да, жить, это прекрасно, Наджибулло. Я согласен с тобой. Жить - это здорово, но только тогда, когда не мучает тебя твоя совесть. Я должен буду убить другого. Но не врага в бою, а своего же. И как я буду жить после всего этого, а, Наджибулло? Зачем мне такая жизнь? Нет, Наджибулло, иногда умереть лучше, чем жить. Я раньше никогда не молился Богу, молюсь сейчас, хоть и не умею. Но от всей души прошу его дать мне сил не уподобиться зверю, а остаться человеком. Да, я очень хочу жить, но жизнь такой ценой, которую ты предлагаешь мне заплатить, мне не нужна. Я сделал свой выбор и только Бог будет мне судьёй…
.
Его разбудили двое охранников, видение исчезло. Они жестами показали ему на дверь. Он встал и направился к выходу. Солнечный свет ударил в глаза, он зажмурился. Спустя несколько мгновений открыл их. Во дворе было очень много вооружённых людей. Они образовали круг, в центре которого стоял на коленях со связанными руками за спиной молодой солдатик-первогодок. Он приподнял голову, в его глазах не было страха, только какая-то обречённость и усталость.
Моджахеды переглядывались между собой и что-то бурно обсуждали. Был среди них и европеец, который без устали щёлкал затвором своего фотоаппарата. А вот показался и Наджибулло.
Моджахеды приветствовали его криками. Теперь всё стало ясно. Наджибулло и был командиром этого отряда, на самом деле его звали Абдулла. Он поднял руку и гул голосов стих:
- Я надеюсь, что ты сделал правильный выбор. После того, как ты казнишь этого "неверного", мы дадим тебе новое имя – Мохаммед, и у тебя начнётся новая жизнь. Ты понял меня, Шурави?
- Ну, чего ж тут не понять, всё ясно, как день.
- Приятно слышать разумные слова.
Абдулла вынул из-за пояса нож и бросил его под ноги Шурави:
- Действуй! - и сам отошёл к европейцу.
Десятки глаз следили за Шурави. Он наклонился и поднял нож. Солнечный зайчик играл на остром как бритва лезвии. Рукоятка удобно легла в ладонь. Он сделал шаг вперёд. Толпа загудела как пчёлы в улье. Абдулла улыбался, а корреспондент продолжал ретиво щёлкать затвором своего фотоаппарата: "Да, вот это будет репортаж! Вот это кадры! Такого ещё никто не снимал!"
Шурави подошёл к связанному солдату. Тот напрягся всем своим телом:
- Ну, чо ты медлишь? Давай, делай своё дело.
- Как звать-то тебя, братишка?
- А тебе не всё ли равно?
- Значит, не всё равно.
- Лёхой.
- Ещё не вечер, Лёха. Да и "Цыганочки" с выходом ещё не было!
И он ловким чуть заметным движением полоснул по верёвкам, успев сказать: "Сможешь – воюй". В то же мгновение из-под руки своим излюбленным приёмом бросил нож в сторону Абдуллы. Расстояние до него было всего метров семь. Лезвие ножа блеснуло на солнце и, ломая хрящи гортани, вошло по самую рукоятку в его горло. Абдулла непроизвольно вскинул обе руки к черенку ножа и упал как подкошенный прямо под ноги репортёра. Тот машинально продолжал делать кадр за кадром автоматической перемоткой.
Лёха тем временем почувствовал, что верёвки развалились на его запястьях, и рывком скинул их. Прыжком метнулся к ближнему щуплому моджахеду, развернул "духа" в сторону толпы и нажал на спусковой крючок. В ответ одновременно из десятков стволов со всех сторон по пленным и моджахеду брызнули автоматные очереди…
.
Знойное афганское солнце заливало нещадным светом двор. Оба погибших солдата лежали парой в самой его середине. Лица их были безмятежными и спокойными, автоматные очереди не испортили их, Лёха даже чуток улыбался. Немалую цену заплатили афганцы за свой несостоявшийся "спектакль" – рядом с парнями скрючился расстрелянный моджахед, поодаль затихли истёкший кровью Абдулла и еще несколько попавших под очередь Лёхи афганцев. Гордон Джонс чудом остался жив, но потерял свой фотоаппарат, - пуля попала в приемный отсек и разворотила отснятую пленку.
Рядом с русскими парнями на земле лежал самодельный крестик. Шурави сплёл его из двух тонких веточек, которые вынул из глинобитной стены каземата, и перед смертью зажал его в руке. Ладони разжались, крестик выпал.
В последние минуты короткой жизни мальчишки сделали свой выбор. Может быть, для него они и пришли в этот мир…
